Мне было пять лет, когда отец дал в руки старинное, изобилующее прекрасными, загадочными иллюстрациями издание "Мертвых душ" и сказал: "Это - великая книга, но писатель опубликовал только ее первую часть. Вторую - он сжег, потому что она ему не понравилась. И теперь никто и никогда не узнает, чем закончилась история…" Моя детская душа была потрясена…
Николай Гоголь бросил в огонь рукопись второго тома "Мертвых душ" в ночь с 11 на 12 февраля 1852 года. Листы превратились в пепел, а продолжение поэмы - в тайну, которая вот уже без малого полтора столетия будоражит умы читателей и исследователей творчества этого блестящего мастера русского слова. Наш современник, сорокатрехлетний московский прозаик Юрий Авакян воссоздал погибшее гоголевское творение, используя уцелевшие главы и фрагменты, а также заново написав семь глав.
Кощунство? Безумие? Мистика? Кто знает… Во всяком случае, книга вышла, и фактом является то, что специалисты не могут отличить текст Авакяна от текста Гоголя. Литературоведы сбиты с толку и не могут решить, как относиться к этому произведению: серьезно ли, с юмором, или рассматривать как явление свыше? Авакяну даже задавался вопрос: "Не являлся ли Вам сам Гоголь?"
- Я материалист по мировоззрению и мистическими настроениями не страдаю, - уверяет Юрий-Никакихпотусторонних явлений не было. Просто я осуществил то, что не давало покоя с детских лет.
Его жизнь началась в Тбилиси. Родился в семье таксиста, армянина по национальности. Мать - украинка, всю жизнь была домохозяйкой, занималась воспитанием двоих сыновей. Эпизод о том, как маленький Юрий впервые познакомился с "Мертвыми душами", приведенный в самом начале, можно дополнить: потрясение, пережитое в детстве, превратилось в некую навязчивую идею, желание разгадать гоголевскую тайну, "дописать" замечательную книгу до конца.
- Не могу передать, как тронули меня "Мертвые души", когда я впервые прочел их, - признается Юрий Авакян. - Сатирический эффект повествования приобрел в моих глазах небывалую остроту, новый современный оттенок. У Гоголя описывается, например, как целый губернский город находится во власти "прорех на человечестве" - процветают голод, болезни, пьяные драки, неурожай, а "губернатор… вышивает по тюлю…"
В интерпретации Авакяна новое развитие получила и гоголевская "тема страха". Страх имеет конкретные, физические последствия: переполох в городе, вызванный слухами о назначении нового начальства и таинственном чичиковском предприятии, приводит к неожиданной смерти прокурора. Но главный страх - от искаженной психологии, страшного симптома ненормального общественного устройства. Как и у Гоголя, каждый эпизод путешествия Чичикова, придуманный Авакяном, беспощадно демонстрирует эту мысль. Покупка душ умерших людей, этот чудовищный меркантилизм, которым промышляет Чичиков, - явление, пугающее людей, но лишь своей необычностью, а отнюдь не невозможностью. Герой олицетворяет собой нечто непонятное, прежде невиданное, но уже проникающее в жизнь. Словно наш день на дворе!
- Моя судьба вольно или невольно переплетена с судьбой Гоголя, - говорит Юрий Авакян. - Когда я усиленно занимался изучением жизни и творчества писателя, то понял, что он испытывал жуткий комплекс неполноценности, был человеком болезненно ранимым, остро переживал почти всегда граничащее с бедностью материальное положение. Эти особенности психики объясняют и свойственные Гоголю в зрелые годы сомнения относительно верности избранного художественного пути. Признаюсь, у меня в жизни часто были минуты, когда я полностью отождествлял мироощущение Гоголя со своим. По поводу судьбы второго тома "Мертвых душ" у меня есть своя гипотеза. Предполагаю, что писатель, отдавший своему гениальному произведению 15 лет жизни, так истощился физически и морально, что вторую часть просто не написал, и что именно он сжег, - неизвестно. Но, разумеется, это только догадка.
Как же все-таки рождалась книга Авакяна? Два года назад у его жены возникли проблемы со здоровьем, и пришлось вдвоем отправиться в Швейцарию, на лечение. В городе Веве (Vevay), где когда-то Гоголь написал несколько глав "Мертвых душ", Юрий вдруг ощутил непреодолимое желание осуществить свою навязчивую идею. Он сел за простой гостиничный стол и начал излагать на бумаге то, что неизвестно откуда взялось и переполняло его. Заканчивать пришлось по возвращении домой. Сочинение заняло два с половиной месяца.
- Рука не успевала за мыслями, которые шли потоком, - рассказывал писатель. - Когда я дописал последнюю фразу, то ощутил огромное счастье, прилив душевных и физических сил. Никакой правки текст не требовал. Оставалось поставить лишь заголовок - "Рукопись, возвращенная из пламени, написанная собственноручно Н.В.Гоголем и восстановленная Юрием Авакяном".
Что ни говорите, а мистический ореол у этой истории есть!
…Герой "Мертвых душ" Павел Иванович Чичиков вновь колесит по Руси, только уже не на бричке, а в коляске, подаренной молодым помещиком Андреем Ивановичем Тентетниковым в знак благодарности. У Гоголя, в одной из частично сохранившихся глав, Тентетников смертельно влюбляется в свою соседку Улиньку, дочь генерала Бетрищева. Чичиков, одержимый своей безумной идеей скупить как можно больше мертвых душ, сходится с генералом и - уже с помощью Авакяна - способствует женитьбе молодых людей. В свеженькой коляске Павел Иванович объезжает новых героев, и гоголевская галерея ярких образов значительно пополняется. Это чиновник Подушкин, помещик Фадей Лукич Гниловерстов, родственник генерала Бетрищева старичок Громыхай-Правило.
Сколько времени будет длиться нескончаемая погоня Чичикова за созданным им "образом счастья" по разбитым осенью российским дорогам? Где герой остановит свой бег, да и остановит ли? Авакян, как и Гоголь, не дает ответа… Но каков же финал истории? Раскрыв пахнущий типографской краской том, читаю: "Что будет с теми, кто осмелится стать на пути у этой всеперемалывающей, словно немыслимый жернов, громады, что зовется Русью? Жалки будут их потуги, печален удел. Она перевалит через них, сомнет, укроет, словно лавиною, и потечет, понесет дальше: через годы, через века, через времена".
Просто, как у Гоголя…
Лилия КОВАЛЕВА
Журнал "Спутник"
Январь, 1996 год